Когда совершенно случайно прикоснешься к истинному творчеству в любом его проявлении, надолго в душе остается что-то теплое и светлое. И есть ещё в нашем меркантильно-гламурном обществе люди, которые творят просто потому, что иначе не могут. Если в человеке сидит неистребимая тяга к созиданию — выращивать, поддерживать, творить истинную красоту — никакие веяния времени с этого пути его не свернут. Это природное, инстинктивное. Причем инстинкт этот светел.
Горшки для детского сада
У Александра Сорокина, инспектора по Пашковскому участковому лесничеству, весь двор в горшочках с саженцами. Словно гигантские ясли для только что взошедших ростков деревьев. Он любовно из этих стройных нежно-зеленых рядов вытаскивает то один горшок, то другой, показывает, рассказывает, словно сам удивляется такой вот красоте.
До сих пор удивляется, а ведь в лесоводстве он уже 27-й год. И уже прошло несколько лет, как в процессе преобразований Российского лесного комплекса убрали должности лесничих, перевели их в статус инспекторов. Разница принципиальная. Лесничий — лесовод, который занимается разведением леса, а инспектор — должностная единица, осуществляющая надзор и контроль за государственными богатствами. Однако с такой переориентацией душа истинного лесовода не смирилась.
- Я же лесовод, значит, должен выращивать лес, — говорит Александр Павлович. — У меня всегда при лесничестве был небольшой огородик, там питомничек был. Сначала пять грядочек кедра выращивали…
Земли, которые оформлены под нынешний Сорокинский питомник, раньше цвели садами райпотребсоюза. Ни черемухи, ни малины, ни смородины, ни рябины — ничего не осталось от тех садов. Зато уже всходит здесь робкая нежная поросль кедрушек. И ровными рядочками проклюнувшиеся ели — голубая, аянская, туйская, чуть виднеется барбарис, шиповник, роза колючая, лиственница, сосна веймутова, туя.
- Мы пока немного берем, просто охота розы, шиповник вырастить, — объясняет Сорокин. — Для себя охота.
И опять повторяет:
- Если я лесовод, я должен лесом заниматься. Сначала сделали пробу, вроде получается, потом купили больше. Для интереса. Этот питомник мы пять лет назад кедрами начали засаживать. А в прошлом году купили ещё семена ели, барбариса… Жена инициативу подает, я работников организовал, кашпо под саженцы закупаю. 90 процентов приживаемости, если под присмотром личным.
- Вы под определенный заказ садите? — испорченная нынешней торговой жизнью, меркантильно спрашиваю я.
- Просто мы попробуем, как получится. Пока для себя. Ещё ничего не продавали. Только растим. А вот к пенсии… Если что-то получится, может, кто-то что-то и возьмет когда. Кедры растут 20 сантиметров в год. Мне ещё пять лет работать, а потом продавай, пожалуйста. Если вырастет. За ними нужно ухаживать, обрабатывать, все протяпывать. Покупать химикаты от вредителей, удобрения. Вот в прошлом году грядочку сожгли на 30 тысяч рублей. Накануне обработали, а днем — раз — 35 градусов жары, и она сгорела. Можно попасть хорошо, а можно… Это дело такое.
Так красиво же!
Александр Павлович не может остановиться, стремительно идет вдоль посадок, просто горит желанием всё показать:
- Ну пройдите, пройдите: красиво же! Вы идете по дороге, а здесь — сколько красоты! Вот посмотрите на любой рядочек. Видно же, что не химичили, тяпочкой все обрабатывали.
Мы же все в горшочках высаживаем, пересаживаем по два раза, корни подрезаем. А для чего корни подрезаем? Чтобы корневина была разветвленная, тогда больше питания. Больше корневая система – лучше дерево будет расти. Земля должна быть лесная. Выкапываем, просеиваем и садим в такую землю, из кедрача взятую. Я землю хорошую кладу в горшок, плодородный слой. Корни же себе уже азот образовали. А что такое азот? Пузырьки такие. Когда выкапываешь, видишь пузырьки, значит, дерево для себя азот образовало. Тихо дерево растет, если азота нет. Если в саду-огороде у себя посадить, то ведь в огородной земле болезни, грибки, а около картошки вообще кедр не должен расти.
И действительно, кругом красота золотая, осенняя, та, от которой сердце замирает. Все-таки в наших широтах самое роскошное время — середина осени. Когда золотом деревья наливаются так, что глазам больно. А чуть в стороне от сорокинского питомника немыслимой красоты речка Сосновка журчит. Даже кощунственно как-то среди этой красоты про бизнес спрашивать. Но все равно, своё я гну:
- Бизнес-то этот вообще возможен?
Просто слышала не раз, как наши деревья — кедры, голубые ели – в столицах ценятся. По непроверенным данным, двухметровое дерево может до тысячи долларов стоить. Не мудрено, что в криминальной хронике порой попадаются сообщения: кто-то деревья наши намеревался выкопать и на продажу в другую область увезти. Но это тот, кто не сажал, не растил, а куш решил большой так просто получить. А если несколько лет на это деревце положить, прибыль-то получить можно? Можно ли те же голубые ели рассматривать как надежную альтернативу банковским вкладам?
- Я ещё пять-шесть лет подращу, — задумывается Сорокин, — будут деревья уже большими. Такой маленький саженец, как у меня сейчас, не рискнут взять. Говорят обычно: «Мне такое дерево нужно, чтобы я под него сел и любовался». А в других широтах, вне кедрача, такие деревья не вырастить. А если я ему с комом земли привезу, там яму выкопают, посадят, корни в его земле будут – начнет расти. Питания дереву хватит. Но я делаю это без далеко идущих планов. Просто потому, что кто-то же должен этим заниматься. Хотя на следующий год мы думаем в Интернете выставить наши саженцы.
Евгения РАЙНЕШ.
Фото Татьяны Ярцевой.
06.10.2012
